Теллурия
Новая сцена Александринского театра, Санкт-ПетербургПо Владимиру Сорокину
Режиссер и художник: Марат Гацалов
Инсценировка: Екатерина Бондаренко
Художник-технолог: Михаил Кукушкин
Художник по костюмам: Леша Лобанов
Художник по свету: Жаклин Собишевски
Композитор: Владимир Раннев
Видеохудожники: Антон Яхонтов, Юрий Дидевич
Медиахудожник: Олег Макаров
Артисты: Степан Балакшин, Ольга Белинская, Игорь Волков, Валентин Захаров, Тихон Жизневский, Владимир Лисецкий, Александр Лушин, Александр Поламишев, Алексей Паничев, Семен Сытник, Леонид Таранов
Продолжительность 1ч. 50 мин.
Возрастная категория 18+
Еще знакомясь с анонсами «Теллурии», я понял, что хочу поставить книгу Владимира Сорокина: меня, что называется, «купили» хэштеги аннотации к роману – антиутопия, новое Средневековье, дробная мозаичная структура текста. По прочтении «Теллурии» я лишь убедился в правильности своего выбора: страшно интересным показалось поработать с материалом, с которым, на первый взгляд, в театре вообще невозможно иметь дело.
С самого начала было очевидно, что роман Сорокина невозможно ставить, так сказать, впрямую – сочинять девятичасовую эпопею, инсценируя главу за главой, выводить на сцену кентавров, крестоносцев, маленьких людей и великанов. В конце концов, мы попытались найти решение, не только адекватное букве и духу первоисточника, но являвшееся бы его драматическим аналогом, синонимичным структуре «Теллурии» и непростым взаимоотношениям ее автора со своим произведением. В этом смысле для меня была принципиально важна ситуация совместного сочинения спектакля с артистами Александринского театра – с которыми я работаю впервые и которые, должен сказать, совершенно меня покорили своей открытостью и профессионализмом: градус интеллектуальной дискуссии на репетициях «Теллурии» был очень высоким.
Марат Гацалов
Гацалов сочиняет адекватный писательской технологии театральный ответ, но располагает его в пространстве коммуникативном: как и через что зритель/читатель вступает в связь с романом? И потому театр у него тоже «съезжает с катушек».
Нарушение конвенций и есть главный принцип гацаловской «Теллурии». Режиссер исследует мутанта в самых разных его проявлениях, и в этом тотальном для спектакля стремлении чрезвычайно близок к карнавальной, состоящей сплошь из мнимостей, сорокинской действительности.
«Российская газета»
Перед нами удивительный случай специально выстроенного режиссером актерского саботажа. Отторжение сорокинского текста становится сквозным приемом, внутренней драмой спектакля.
В своем спектакле Гацалов деконструирует деконструктора Сорокина. В экстраординарном решении можно найти немало смыслов. Побег от литературной и театральной лжи, поиск подлинности в отказе от ремесла, имитация «провала» как презрение к легкому успеху. С другой стороны, тут есть и гуманистический аспект. Инсценировка с особым усердием достает из книги Сорокина те фрагменты, которые представляют собой чистые идеологические конструкты – коммунизм, фашизм, антисемитизм, религиозный фанатизм и так далее. Режиссер, в сговоре с актерами разыгрывающий двухчасовой саботаж, фактически инсценирует распространенное в интеллигентных кругах поверье, что хорошему человеку никакая пропаганда не страшна. Актеры Александринки в этой «Теллурии» играют человеческий иммунитет к бациллам политического и социального безумия.
интернет-издание «Театрал-online»
Трудно понять, как композитору Владимиру Ранневу удалось вписать в короткий фрагмент музыки все российские трагедии последнего столетия. У Ахматовой, описавшей толпы женщин, стоявших в очереди в «Кресты», есть строчка: «Загремим мы безмолвным хором...» – так вот этот горчайший хор тоже различим в ранневском аккорде, прослоившем и накрепко сцементировавшем действие.
газета «Коммерсант»
Первое, что ошарашивает и кружит голову в спектакле Марата Гацалова – это фантастическое пространство. Зрители попадают в небольшую круглую комнату, хаотично заставленную зеркалами. Между ними, в таком же якобы беспорядке, располагаются стулья для зрителей, а действие происходит во всех уголках площадки и на круговом экране на стенах павильона. Фрагментарный по своей структуре текст Сорокина дробится на еще более мелкие эпизоды, распадаясь в этом Зазеркалье на множество осколков и отражений. Составить по ним внятное представление о романе вряд ли возможно. Да режиссер и не стремился к пересказу этой фантастической антиутопии о новом феодальном строе, подозрительно похожем на нашу действительность. Скорее, он испытывал литературный материал, возможности сцены и актерскую природу на взаимное сопротивление – и в этом преуспел. Наблюдать, как артисты классической школы и монструозный текст Сорокина, сшибаясь, высекают электрические искры, само по себе увлекательно.
Марина Шимадина
Мария Зимина – номинант на Высшую театральную премию Санкт-Петербурга «Золотой Софит» и Санкт-Петербургской театральной премии для молодых «Прорыв» за роль второго плана.