Античная история Электры – история, которая касается лично меня в течение всей жизни… Я вообще за демократичный зал. Но я бы хотел, чтобы через эту историю они увидели большее. Где-то я прочел, что в мелодраме все чувства идут вниз, а в трагедии – вверх. И нам нужно добиться, чтобы «шло вверх». И тогда это будет больше, чем просто история семьи. Хотя история семьи очень важна здесь. Но там идет битва и друг с другом, и с собой, за сохранениe себя без учета интересов другой личности. И рок, висящий над этой семьей: когда дед из ревности решил разрушить свой дом и построить новый – дальше история каждого поколения шла по тому же сценарию.

В какой-то момент мне показалось, что этот спектакль должен быть, как черно-белое кино. Помните, у Эйзенштейна в «Иване Грозном» есть цветные кадры, которые производят ошеломляющее впечатление. И здесь это зеленое платье, как будто вставленное – было скорее эмоциональным решением. Импульсивным. Минимализм тоже был изначально задуман. О'Нил пишет очень подробные бытовые ремарки: какой сад, какая сирень, какая дорожка. Мне хотелось освободиться от всего иллюстративного, но когда я придумывал свой «сценарий», возникли другие вещи: качели, стол, за которым они ужинают. Сочинить немного не то, что он написал. Потому что его ремарки написаны точно для его времени, о его времени, в его представлении о жизни, когда он начал писать свои так называемые реалистические пьесы. Мне хотелось сделать более свободную версию, освободить пространство.

Алексей Бородин

Дом Мэннонов можно включить в число действующих лиц. Высокие черные колонны лаконичны, обведены стальным сияющим контуром. Над ними круглым щитом встает луна – и место действия античной трагедии готово. Дом медленно вращается на поворотном круге, открывая то кабинет отца-генерала, то гостиную, то иные пространства. И везде на глухих темно-серых стенах висят портреты предков: удлиненные черно-белые фотографии жестких, значительных, твердых и гордых, очень англосаксонских лиц. Сюртук, мундир, пасторский воротничок или блистающее пенсне старой дамы… не столь важно: Мэнноны разных поколений и занятий схожи в главном. Принадлежать к такой семье, наследовать эти гены – честь и удача: интеллект и энергия играют в каждом зрачке, проступают во лбах, скулах и каменных подбородках.

Принадлежать к такой семье, наследовать эти гены – невыносимая ноша: Мэнноны стиснуты панцирем родовой чести, жестки и суровы. Каждый потомок с детства принимает на плечи бремя «семьи-в-которой-никогда-не-было-неудачников». И этот статус следует сохранять: личные порывы детей перед ним ничто. У Мэннонов, натурально, не было и пятен на родовом имени – бунтарей просто изгоняли, лишали наследства, вычеркивали из рода, старались раздавить.
Как античный дом Атридов – дом Мэннонов стоит на грехе предков. И потомки заплатят за него полную цену.

«Новая газета»

Алексей Бородин, конечно, же решительно сокращает весьма объемную трилогию. Оставляет за бортом детали, многословие, отдельных персонажей. Здесь вообще очень многое происходит без слов, а музыка становится полноправным участником действия, настраивая на нужные эмоции, расставляя акценты. В ней слышится то дробь чечетки, то напевы негритянского soul – она словно бы связывает воедино разные географические полюса в нечто цельное, чувственно понятное. Для режиссера в подобной мифологической ситуации, кажется, теряет смысл даже возраст актеров.

газета «Новые Известия»

Над домом-лабиринтом, где проживает семейство Мэннонов, неподвижно зависла луна, словно планета из триеровской «Меланхолии». Впрочем, она, может быть, и о'ниловская, даром что ли он автор пьесы «Луна для пасынков судьбы». Собственно, пасынки судьбы и живут в этом новом доме, построенном на месте фамильного, где когда-то совершилось убийство. Воздвигнутом дедом героев, чтобы начать жить с нуля. Из прошлого в нем только портреты предков, пристально следящих за каждым шагом наследников: очередной поворот круга, и новое лицо упирается в них взглядом. Пожалуй, в этой системе координат слова «Судьба», «Время», «Рок» требуется писать с прописных букв. Однако Алексей Бородин вместе с артистами не ставит героев на котурны, а приводит к трагедии, проходя через земную жизнь. Лишь к финалу их лица становятся белыми масками. Больше портретов в фамильной галерее не прибавится.

журнал «Итоги»