Театральная компания ЗМ

Пресса

3 апреля 2021

Незаживающие Ираны

Ольга Федянина | Газета «Коммерсантъ.»

На фестивале «Золотая маска» показали еще одну версию «Иранской конференции» драматурга Ивана Вырыпаева, умеющего создавать пьесы, которые вызывают цепную реакцию массового спроса. Вероятно, рекордсменом здесь по-прежнему остаются «Пьяные», написанные девять лет назад и шедшие, кажется, во всех театральных городах России. Такую ураганную популярность можно было бы объяснить особенной метафизической привязанностью к теме, обозначенной в самом названии пьесы, но история повторяется и с «Иранской конференцией», и это уже на тему не спишешь, считает Ольга Федянина.

Иван Вырыпаев как будто бы задался целью доказать, что череду длинных, абсолютно статичных монологов можно превратить в сценический шлягер. И пока что это получается — «Конференции» множатся. В прошлом году на «Золотой маске» в номинации «Лучший спектакль большой формы» победила «Иранская конференция» Театра наций в постановке Виктора Рыжакова, в этом — в конкурсе малой формы в четырех номинациях представлена работа Такого театра из Петербурга, постановка Игоря Сергеева и Владимира Кузнецова.

Для тех, кто еще не в курсе: «Иранская конференция» — это десять выступлений у микрофона, в которых спикеры, представляющие условную Данию, а на самом деле современный западный мир, начинают говорить об «иранской проблеме» — проблеме взаимодействия с чужой цивилизацией, а заканчивают неизменно своими собственными страхами, комплексами и бедами. Среди этих спикеров есть и консервативный пастор, и радикальная активистка, и буржуазная благотворительница, и ученый, и странствующий репортер, и великий дирижер. Завершается все выступлением единственной здесь представительницы Ирана, поэтессы, которая отсидела на родине 20 лет под домашним арестом за якобы богохульные стихи и теперь в собрании своих европейских почитателей выступает с поэтичной и вычурной речью.

Одна из причин популярности «Конференции» в том, что автор, делая каждый отдельный монолог выражением очень подробно артикулированной позиции, не торопится заявлять о своей собственной. Отказ этот не совсем искренен, но все равно создает открытые возможности для интерпретации. Уже упомянутый спектакль Виктора Рыжакова, в котором занято два десятка звезд кино и театра, вольно или невольно становится историей о волшебной и опасной силе театра, о том, что выдающийся актер на десять минут может заставить зрителей поверить в правоту любой позиции и справедливость любой идеи.

Спектакль питерского Такого театра обходится без звезд, но это тоже спектакль актерский — и даже удвоенно актерский. Камера транслирует лица спикеров на большой экран, расположенный прямо за их спинами. Проекция в данном случае не формальна, крупный план нужен не для того, чтобы усилить общий. Лица рассказывают не совсем ту же историю, что слова и фигуры, а иногда и совсем не ту. Самоуверенность известного журналиста (Артур Федынко), громкий активизм женщины-репортера (Юлия Гришаева), едва спасшейся из очередной горячей точки, вкрадчивая убедительность пастора (Александр Худяков), цинизм популярного писателя (Станислав Белозеров) и даже развязное и натренированное равнодушие модератора (Игорь Грабузов) — все это на экране постепенно перерастает в смятение. Десять монологов превращаются в десять оттенков личной неправоты, в проживание собственной уязвимости.

Проблема в том, что проживание в этом спектакле гораздо быстрее текста — и такая разница скоростей заводит спектакль в своеобразную ловушку. Монологи «Иранской конференции» тяжеловесны и многословны. Но, вглядываясь в лица спикеров-героев питерского спектакля, ты в каждом видишь только одно: что слова сами по себе беспомощны и бессильны. Слова здесь сводятся к нескольким повторяющимся заклинаниям: разные миры плохо понимают друг друга, желание помочь другим часто рождается из неумения помочь себе, а настаивая на правах и свободах личности, можно потерять что-то высокое и ценное, достигаемое только самоотвержением. Все это может быть истиной в одной ситуации и ложью в другой, но перед нами не ситуации, а декларации. Превращенный в декларацию, любой из этих постулатов становится набором штампов, банальностей, предрассудков, многозначительных благоглупостей. Как бы виртуозно исполнители ни демонстрировали нам разнообразие, пестроту и противоречивость этих штампов, спектакль все равно превращается в то, над чем он иронизирует: в шквал беспомощных слов, в оргию словоговорения. Возможно, это передает суть «иранской проблемы», но по-прежнему не приближает нас к ее решению.

оригинальный адрес статьи