Дидона и Эней

Меня восхищает, чего добились такие композиторы, как Перселл. В наше время можно писать как угодно, а с помощью компьютера – получить любой звук; они же создавали предельно экспрессивную музыку всего лишь с помощью одной басовой и одной вокальной строчки в трехдольном или четырехдольном такте. Им это удавалось за счет умения воплотить в музыкальной форме звучание и смысл слова. До Перселла английская музыка была мелодически не очень интересной, но Перселл придумал, как насытить контрапунктическую технику великолепными мелодиями, как сделать красноречивым каждый голос в партитуре, и как воплотить старые и новые принципы в одном произведении. «Дидону и Энея» нельзя не любить, потому что здесь между произведением и слушателем нет никаких преград, ничего неестественного. Музыка очень понятная и написана так, чтобы люди получали удовольствие, чтобы им было хорошо и интересно.
Единственная проблема «Дидоны» – она идет не очень долго. Зрителям может показаться, что им чего-то недодали за их деньги: еще только восемь вечера, а уже все. Но есть такие миниатюры, которые потрясают нас больше, чем иные громадные полотна.

Точно так же, как в эпоху барокко в образы из далекой античной мифологии упаковались в аллегорической форме современные политические, социальные и возвышенно поэтические смыслы, так и в спектакле Венсан Уге нашел радикальные ходы, чтобы приблизить перселловскую оперу к актуальной современности.
Суть его трактовки – в развертывании на сцене главной темы сегодняшней цивилизации: беженцев, глобального передвижения народов, вторжения их в границы другой, чуждой им культуры. Эти встречи – разных народов и культур – трудно назвать дружественными. Венсан Уге вводит в спектакль драматический пролог (вместо утраченного перселловского), повествующий о том, как Дидона пленила девушек с Кипра, чтобы отдать их морякам своих кораблей и заселить новый город Карфаген, по сути, это речь о насилии – над женщинами, над народами.
Спектакль Венсана Уге не о романической любовной истории, он о том, что в этом мире не может быть победителей, победить может только правда, честный взгляд на то, что происходит. И в этом – катарсис, которого со времен античности ждут от театральной трагедии, даже такой благозвучной, как опера Перселла.