Старший сын
Театр п/р О. Табакова, Москва
Номинации на Премию «Золотая Маска» 2010 г. – «Лучший спектакль в драме, малая форма», «Лучшая работа режиссера в драме», «Лучшая мужская роль» (Сергей Сосновский, Юрий Чурсин).
Режиссер-постановщик: Константин Богомолов
Художник: Лариса Ломакина
Художник по свету: Андрей Изотов
Артисты: Юрий Чурсин, Сергей Сосновский, Евгений Миллер, Андрей Фомин, Яна Сексте, Светлана Колпакова, Алексей Комашко, Алексей Усольцев, Наталья Костенева, Олеся Ленская
Продолжительность 2 ч. 20 мин.
фото Алексей Булгаков
Возрастная категория 16+
Я представить себе не мог, что сыграю Сарафанова. Мысли такой не допускал, особенно после великой киноработы Леонова. Но это – гениальная драматургия, и, конечно, сыграть Сарафанова хотелось. Особенно, если режиссер предложит решение, отличное от того, что тебе знакомо, что ты ожидал.
Прошли годы, но мало что поменялось в отношениях отцов и детей. Я уверен на сто процентов, что такая история возможна и в нашем, уже 2010 году. Всегда найдется человек, казалось бы, чужой человек, который поймет и воспримет твою боль. Я восхищаюсь теми молодыми людьми, нашими артистами, например, которые ходят в больницы, помогают больным детям.
Мой сын и моя дочь отличаются от меня только манерой одеваться и держаться – это лишь форма, а человеческие отношения остаются прежними.
Прошли годы, но мало что поменялось в отношениях отцов и детей. Я уверен на сто процентов, что такая история возможна и в нашем, уже 2010 году. Всегда найдется человек, казалось бы, чужой человек, который поймет и воспримет твою боль. Я восхищаюсь теми молодыми людьми, нашими артистами, например, которые ходят в больницы, помогают больным детям.
Мой сын и моя дочь отличаются от меня только манерой одеваться и держаться – это лишь форма, а человеческие отношения остаются прежними.
Сергей Сосновский
В «Табакерке» Константин Богомолов поставил пьесу Александра Вампилова «Старший сын». Драматургическую версию притчи о блудном сыне он, вероятно, сам не до конца это осознавая, превратил в рассказ о встрече двух времен – нашего и недавно прошедшего.
«Старший сын» – не просто хорошая пьеса. Это пьеса совершенная. В ней содержится в должной пропорции все, что нужно для души и для захватывающего, щемящего душу театрального действа. Прекрасно выписанные характеры, мелодраматическая коллизия, редкая в серьезной драматургии ХХ века водевильность (чего тут только нет – и юный влюбленный, и его взрослый циничный соперник, и любовь между братом и сестрой, которые оказываются не братом и сестрой). И надо всем этим – тема отца и сына, архетипическая, задающая сюжету множество возвышенных смыслов.
Пьесу про отца и сына Богомолов ставит аккуратно и подробно, старательно воспроизводя на сцене время действия и еще старательнее – место.
В сценографии Ларисы Ломакиной без труда угадывается типовая хрущевская пятиэтажка и знаменитая кухня, где решаются все семейные и несемейные вопросы. В этом пространственном решении явственно ощутим дух времени – оттепельного, душевного, щедрого.
Но главный нерв спектакля – все же не в театральной реконструкции времени. Он – в выборе артиста на главную роль. Свалившегося как снег на голову «старшего сына» играет Юрий Чурсин, и задачу режиссера явить нам человека замкнутого, колючего, поначалу вымещающего на Сарафанове свою безотцовщину, а потом проникающегося к нему искренним сочувствием, он решает легко и просто. Но задает спектаклю и иную тему, до конца тут не выявленную, но подспудно звучащую.
В традиционной трактовке Бусыгин оказывался, в конце концов, реальной нефальшивой частью приютившего его семейства. Не биологическим, но духовным сыном своего отца. В спектакле Богомолова все так и не так.
Герой Чурсина не способен отдаться ни любви, не ненависти, зато легко принимает правила игры. Он и внешне в своем сером стальном костюме с непроницаемым лицом-маской не похож на обитателей семейства и соседних квартир. Этот Бусыгин готов влюбиться в непутевую дочку, и сына взбалмошного готов урезонить, и затянувшаяся шутка его тяготит. Но физически ощущаешь, что он уйдет из оттепельного мира так же стремительно, как пришел в него. Он не останется в семье Сарафановых. Ни сердечно, ни нутряно. Ибо он – посторонний.
«Старший сын» – не просто хорошая пьеса. Это пьеса совершенная. В ней содержится в должной пропорции все, что нужно для души и для захватывающего, щемящего душу театрального действа. Прекрасно выписанные характеры, мелодраматическая коллизия, редкая в серьезной драматургии ХХ века водевильность (чего тут только нет – и юный влюбленный, и его взрослый циничный соперник, и любовь между братом и сестрой, которые оказываются не братом и сестрой). И надо всем этим – тема отца и сына, архетипическая, задающая сюжету множество возвышенных смыслов.
Пьесу про отца и сына Богомолов ставит аккуратно и подробно, старательно воспроизводя на сцене время действия и еще старательнее – место.
В сценографии Ларисы Ломакиной без труда угадывается типовая хрущевская пятиэтажка и знаменитая кухня, где решаются все семейные и несемейные вопросы. В этом пространственном решении явственно ощутим дух времени – оттепельного, душевного, щедрого.
Но главный нерв спектакля – все же не в театральной реконструкции времени. Он – в выборе артиста на главную роль. Свалившегося как снег на голову «старшего сына» играет Юрий Чурсин, и задачу режиссера явить нам человека замкнутого, колючего, поначалу вымещающего на Сарафанове свою безотцовщину, а потом проникающегося к нему искренним сочувствием, он решает легко и просто. Но задает спектаклю и иную тему, до конца тут не выявленную, но подспудно звучащую.
В традиционной трактовке Бусыгин оказывался, в конце концов, реальной нефальшивой частью приютившего его семейства. Не биологическим, но духовным сыном своего отца. В спектакле Богомолова все так и не так.
Герой Чурсина не способен отдаться ни любви, не ненависти, зато легко принимает правила игры. Он и внешне в своем сером стальном костюме с непроницаемым лицом-маской не похож на обитателей семейства и соседних квартир. Этот Бусыгин готов влюбиться в непутевую дочку, и сына взбалмошного готов урезонить, и затянувшаяся шутка его тяготит. Но физически ощущаешь, что он уйдет из оттепельного мира так же стремительно, как пришел в него. Он не останется в семье Сарафановых. Ни сердечно, ни нутряно. Ибо он – посторонний.
газета «Известия»
