Пресса

В Москве в рамках фестиваля "Золотая Маска" продолжается показ самых ярких спектаклей сезона. На суд публике представлена грандиозная опера "Иудейка". Это работа Михайловского театра. В главных партиях - звезды мировой сцены. Перед столичной премьерой спектакля случилось непредвиденное. Пришлось отменить репетицию. Показ оказался под угрозой срыва.


Его талес на плечах - покрывало для праздничной молитвы - пахнет мускусом. Этот едва уловимый запах отца - кантора главной Нью-Йоркской синагоги - наделяет Нила Шикоффа невероятной силой. Легендарный американский тенор признается: не могу петь эту партию без отцовской поддержки.


"Мой отец обладал таким глубоким голосом, что люди плакали, слушая, как он поет в синагоге, - рассказывает Нил Шикофф. - Эта подушечка и то, что в ней лежит, достались мне от него. Когда я выхожу на сцену, я будто снова встречаюсь с отцом и слышу: "Нил, в этой партии еврея Элеазара через тебя будут говорить души тех, кто погиб от нацизма".


Казалось бы, что общего между событиями 15 столетия, о которых идет речь в опере Фроманталя Галеви, и трагедией Холокоста XX века. Но француз Арно Бернар, поставивший это произведение в Михайловском театре Петербурга, не исказил в либретто ни слова. Он просто поменял декорации Средневековья на Европу 30-х годов. И тема противостояния религиозных конфессий, на фоне которых рушатся человеческие судьбы, зазвучала особенно остро.


"Она по сюжету очень интересная, очень современная, очень раздражающая, - говорит музыкальный руководитель Михайловского театра Петер Феранец.- Конечно, столкновения культур и на этом фоне романтическая история - любовь".


Перед своей Рахилью солистка Татьяна Рягузова склоняет голову. На сцене ей придется отдать жизнь за любимого, за отца и собственную веру. И здесь, как и у знаменитого партнера Нила Шикоффа, у Татьяны есть свой талисман. Ее черное платье не придумано модельерами и не сшито на заказ. Это реальный музейный экспонат из Франции, принадлежавший еврейской женщине 30-х годов.


Партия Рахили считается одной их самых сложных для сопрано в мировом репертуаре. Как впрочем, и опера в целом, которую называют шедевром большого стиля. Большой стиль - это огромный хор более 80 человек, десятки актеров миманса и оркестр из сотни музыкантов. Не удивительно, что любой переезд для такого коллектива равносилен пожару.


Во время гастролей труппе Михайловского театра пришлось изрядно поволноваться. Приехав в Москву, музыканты обнаружили, что ноты "Иудейки", запечатанные в специальные ящики, таинственно исчезли. За два часа до спектакля пюпитры в оркестровой яме были все еще пусты. Единственный человек, у кого осталась партитура, - дирижер Петер Феранец, который признался, что не расстается с ней никогда, так же как и с дирижерской палочкой.


А дальше события развивались в стиле автора либретто Эжена Скриба - мастера острых сцен и закрученных интриг. С партитуры дирижера в отчаянье начали делать копии для ста музыкантов. В это же время выяснилось, что ноты "Иудейки" по ошибке едут обратно в Санкт-Петербург в грузовике покинувшего Москву Мариинского театра. Фуры удалось нагнать только в Твери и из десятков ящиков найти тот единственный и драгоценный - с нотами.


Зрители, конечно же, ни о чем не узнали. Торжественной увертюрой Галеви Михайловский театр Петербурга открыл один из самых монументальных спектаклей в мировом оперном искусстве, выдвинутый на премию "Золотая маска" как лучшая постановка этого года.