Пресса

Национальный театральный фестиваль «Золотая маска» в этом году проходит в Москве семнадцатый раз. Основная конкурсная программа, стартовавшая в Международный день театра, представляет не только столичные спектакли, но и лучшие провинциальные постановки.



Однако «Золотая маска» – это и различные внеконкурсные программы, предваряющие основную афишу. Так, в течение марта москвичи смогли познакомиться с польским театром, который считается одним из самых интересных на европейском пространстве.

Программа «Польский театр в Москве», получившая поддержку Института Адама Мицкевича, Польского культурного центра и фонда Михаила Прохорова, предложила премьерные спектакли режиссеров разных поколений. Мэтра польской режиссуры, классика и философа-метафизика Кристиана Люпы, а также его прославленных учеников Кшиштофа Варликовского и Гжегожа Яжины, восходящей звезды Майи Клечевской и молодого драматурга Войчеха Земильского.

Грандиозные и непритязательные, поражающие стильностью
и эффектностью используемых средств – спектакли в равной степени удивили рациональностью концепции и скромностью актерских работ. Так Войчех Земильский построил свой «Небольшой рассказ» (Театр «Studio», Варшава) как лекцию, чтением текста с листа, установленного на пюпитре, без интонаций, в духе «Театра.doc», на крошечной сцене которого он выступал. Автор-герой скупо перечисляет пункты путешествий по странам и обстоятельствам. В орбиту его рассуждений и цитат попадают понятия «имя», «тело», «дух», «память», сопровождаемые видеорядом на экране. Пока героя не настигает известие о том, что его деда, аристократа, Институт национальной памяти обвинил в сотрудничестве с органами госбезопасности. Трагедия 90-летнего старика, не выходившего из дома, попытки внука выяснить подробности, фрагменты смехотворных доносов, которые свидетельствуют о том, что их автор водит органы за нос, – обо всем «докладывается» на одной интонации. С уважением относясь к стремлению поднять болезненную для общества проблему, нельзя не заподозрить автора в самолюбовании и конъюнктуре.

Для спектакля «Персона. Мэрилин» Кристиана Люпы (Драматический театр, Варшава) был использован Дом искусств в Кузьминках. На сцене выстроили гигантскую декорацию – кинопавильон, в котором некогда снимался Чарли Чаплин. Именно там, по версии Люпы, провела последний день своей жизни Мэрилин Монро. Обшарпанные стены и двери, составленные по центру несколько столов, на которых спит, ест, пьет и совокупляется с охранником поп-звезда, овладевшая массовым сознанием нескольких поколений. Актриса Сандра Коженяк – Мэрилин поразительно хорошеет и дурнеет, молодеет и стареет на глазах у зрителей. Она существует будто бы в пространстве, параллельном реальности, ведя беспрерывный, сбивчивый монолог, пытаясь приблизиться к образу Грушеньки Достоевского, которую всегда мечтала сыграть. Не получается! Как фантомы, являются перед ней люди из недавней жизни, с которой она уже подсознательно простилась. Явно влюбленная в нее режиссерша, объявляющая, что Мэрилин важнее, чем Христос, приятель-фотограф, щелкающий аппаратом. В результате этого на экране возникают проекции невероятно чувственной и в то же время одухотворенной красоты, контрастирующие с маленькой полуобнаженной фигуркой, лежащей на столе. Когда на экране возникает плачущая актриса Сандра Коженяк, от своего лица протестующая: я не Мэрилин, а к ней подтягиваются артисты, и все они заполняют сцену, имитируя съемки некоего фильма про психиатрическую больницу, происходит ожидаемый момент идентификации Мэрилин. Окружающие герои будто сливаются с ней. Положенная на стол, как в прозекторской морга, она обретает покой – а на экране ее изображение вспыхивает и сгорает. Может ли актриса, ставшая мифом, обрести себя? Кто кого обманул: пожирающая толпа, стремящаяся завладеть красотой и уничтожающая женщину – личность, или Мэрилин, обретшая себя на погребальном костре? Вопрос остается открытым.

Спектакль Майи Клечевской «Вавилон» (Польский театр города Быдгощ) по пьесе нобелевской лауреатки, австрийки Эльфриды Елинек, мог бы показаться экстремистским, не будь он так скучен. Обнаженные актеры, обильная ненормативная лексика, намеки на инцест и некрофилию – все возможно, если есть художественная целостность, внятность высказывания, энергетический посыл. Остросоциальные и феминистские протесты писательницы в спектакле оказались сведены к фрейдистским комплексам и антиклерикальным выпадам. В зале Центра имени Мейерхольда было оставлено только четыре зрительских ряда, все остальное пространство залили водой. Некрасиво барахтающиеся «умершие» герои, периодически выплывают к зрителям, чтобы произнести свои монологи. Трудно понять, почему и как погибли мужчины, лежащие на каталках в морге, куда приходят матери, чтобы выяснить со своими сыновьями отношения уже после их смерти. Увы, пародия на Пьету вызывает не потрясение, а брезгливость, так как художественная провокация тоже не удалась.

Кшиштоф Варликовский своей «(А)поллонией» (Новый театр, Варшава) также апеллирует к разуму зрителей, ведя с ним разговор об оправданности (или неоправданности) добровольной жертвы, которая влечет за собой цепочку новых трагедий. Его сценический текст, объединивший античные и современные сюжеты, построен мастерски и внятно. Переплетение историй изощренно, контрапункты изящны, одновременное существование на сцене персонажей разных историй оправданно, а современная рок-группа не вызывает протеста. Ифигения, принесенная в жертву отцом Агамемноном, который возвращается отнюдь не из-под стен Трои, а с полей Второй мировой войны. Клитемнестра, убитая сыном Орестом (чудовищная по банальности сцена, когда боги – всего лишь лица с телеэкранов). Алкеста, согласная принять смерть вместо мужа Адмета. (В спектакле она натуралистично умирает в туалете, перерезав себе вены по велению вестника богов, похожего на обыденного клерка.) И, наконец, Аполлония, беременная полячка, укрывавшая евреев и расстрелянная, оставив сына сиротой. У каждого свои мотивы, для того чтобы выбрать смерть. Так жертва – подвиг или капитуляция перед жизнью? – спрашивает спектакль и не дает окончательного ответа.

Скорее всего, тот польский театр, который был представлен на «Золотой маске», – многих разочаровал. И все-таки нельзя не признать, что его деятели озабочены проблемами нынешнего времени и по-своему реагируют на них, но почему-то эмоционально скупо, как будто у них что-то треснуло внутри и калейдоскоп чувств не собирается в единую мозаику