Пресса

Драматическая программа фестиваля «Золотая маска» открылась спектаклем Римаса Туминаса «Mistras». Показ состоялся в рамках программы «Маска Плюс»

Мариус Ивашкявичус. «Mistras». Малый театр (Вильнюс, Литва).
Режиссер Римас Туминас, художник Адомас Яцовскис

«Mistras» — пьеса современного литовского автора Мариуса Ивашкявичуса, который для российских театралов знаменит, в первую очередь, пьесой «Мадагаскар» — этот пародийный фарс о метаморфозах литовского национального самосознания тоже ставил Римас Туминас, и тоже в своем родном Малом театре в Вильнюсе — в 2006 году спектакль привозили в Москву на гастроли.

При общей схожести темы и проблематики, «Mistras» — пьеса совершенно иной природы, иной стилистики. В основе ее — исторические факты, в центре повествования — культовая фигура, как для литовцев, так и для поляков — Адам Мицкевич. Не только великий поэт, но и символ национального освобождения, национальной особости, «самости» нации. Действие разворачивается в Париже, в 1840 году, во время похорон Наполеона Бонапарта. Оформление сцены напоминает интерьеры полуразрушенного католического храма — в глубине массивная каменная стена с остатками побледневшей росписи, чуть впереди — фрагмент покосившейся колонны. Доносящийся извне гул толпы, хоронящей бывшего императора, теряется в этом недвижимом покое.



Первая сцена — встреча двух главных героев, встреча, ставшая судьбоносной для Мицкевича. Поэт неподвижно стоит на возвышении, а рядом копошится странноватый немолодой человек — коренастый, широкий, с грубым неприятным простым лицом, с лысой массивной головой на мясистых плечах. Человек приклеивает на широкий лоб чуть завитую прядь и становится похож на знаменитого покойника — того, кого в эту минуту провожают в последний путь парижане. Весь трехчасовой спектакль Туминаса пронизан таким неутонченным, доморощенным, агрессивным мистицизмом. Главный источник этого мистицизма — Анджей Товяньский — фигура историческая. Знаменитый проповедник и сектант родился в Польше, позже перебрался в Париж, где, считая себя посланцем Бога, привлек к себе некоторых польских интеллектуалов, провозгласив Польшу богоизбранной страной и призвав к ее освобождению.



В спектакле Туминаса сложные темы, связанные с национальной самоидентификацией, с отношением к Родине, с местом маленького народа на карте мира раскрываются в пространстве интеллектуального салона — авторские идеи проецируются на парижскую элиту середины XIX века — здесь экзотическая эмансипе Жорж Санд, жизнелюбивый скептик Оноре де Бальзак, жалкий и суетливый изобретатель социализма Пьер Леру и соотечественник Мицкевича — нервический, вихрастый Шопен.



В этой пьесе Ивашкявичуса слышны параллели с «Мадагаскаром» — литовский комплекс, проявляющийся в фанатичном самовозвеличивании и непоколебимой вере в фантастические легенды — иронично явлен здесь в горячих речах Мицкевича, пытающегося объяснить вежливо удивляющимся друзьям, кто же такие литвины. Оказывается, народ этот ведет свою историю с библейских времен — в Ноевом ковчеге нашлось место и для их прародителей. Туминас беспощадно высмеивает парадоксы сознания народа, зажатого в тиски соседства с крупными державами. Умение иронизировать над своими больными темами — отличительная черта литовского и польского театра. В современном российском театре, как и современной российской драматургии, найти аналогию трудно — отсутствие национальной идеи, о котором так любят писать в публицистике, видно и в этом: культура не желает заниматься проблемами национальной самоидентификации, проблемой понимания русским человеком себя, своего места в мире, в истории и в настоящем.



Туминас, работая с пьесой Ивашкявичуса, выбрал гротеск как режиссерский прием: персонажи интеллектуальной тусовки вылеплены как чудаковатые фрики; религиозные прозрения Товяньского сопровождаются экспрессивной пластикой и форсированием голоса. Опустошенный после очередного озарения он припадает к вазочке с шоколадными конфетами: лихорадочно разворачивая блестящие обертки, он восстанавливает энергию. В спектакле философичная публицистичность темы сплавляется с пластом метафизическим: Товяньский в спектакле не просто изворотливый шарлатан, Мицкевич не просто впечатлительный романтик, уверовавший в нового мессию после чудесного излечения жены (жена Мицкевича страдала душевной болезнью). Одержимость Мицкевича идеей нового христианского возрождения не просто пугает и злит его друзей, она притягивает их, пробуждая внутреннее желание — желание настоящей веры, и тоску, тайный страх напрасной, пустой жизни.

Туминас подходит к сложным темам сложно. Его Мастер (так переводится слово Mistras) — не проводник высшей силы, но фигура, порожденная ожиданиями, фигура-рентген, просвечивающая людей насквозь. Одна из самых сильных сцен спектакля происходит в литовском ресторане: Мицкевич приводит своего наставника на ужин к друзьям. Трое белокудрых парней в народных рубахах уставляют стол деревянной посудой. Потом карикатурные литовцы будут не в шутку бить карикатурного социалиста Леру, в котором Товяньский признает современное воплощение лукавого Змия.



И все же, центральной остается тема трагической предопределенности литовской судьбы, мечущейся между непредсказуемой тяжелой рукой России и призрачным либерализмом Запада.