Пресса

Это смешение началось уже с того момента, когда в известный ташкентский Театр “Ильхом”, имеющий свои определенные эстетические критерии, был приглашен на постановку режиссер Владимир Панков, руководитель студии “SounDrama”, также весьма своеобразного организма. Панков, говорят, хотел сделать что-то из русской классики, предложили же ему классику узбекскую – “Семь планет”, один из эпизодов объемнейшей поэмы Алишера Навои, написанной пять с лишним веков назад на староузбекском языке. Творчество Навои Панков, по своим ощущениям, вписал в контекст великой литературы древности, уравняв его поэму с гомеровскими эпопеями, например. Впрочем, нынешний зритель, будь он узбек или русский, вряд ли в массе своей освоил и усвоил творения любого из этих классиков. Тем интереснее, наверное, было бы воспринять смыслы на визуально-звуковом уровне, на чем, собственно, и специализируется “SounDrama”.

Тем более что режиссер обратился не к современному переводу, а взял в работу некий “подстрочник” именно на староузбекском языке, перемешав его с языком русским. Инсценировку же, получившую название “Семь лун”, сочиняла целая компания: Ирина Лычагина, Вячеслав Букатов и сам Владимир Панков. А далее синтезы продолжали множиться. Здесь звучали современные авторские мелодии и архаичные восточные напевы. Старинные национальные музыкальные инструменты (в спектакле принимал участие узбекский ансамбль “Omnibus”) соседствовали с саксофоном и скрипками. Древняя пластика – с современными, едва ли не дискотечными телодвижениями (хореограф Сергей Землянский). Халаты и тюбетейки – с пиджаками и коктейльными платьями (сценография и костюмы Сергея Агафонова и Натальи Жолобовой). Впрочем, смешивалось все – жанры, интонации, приемы, времена и эпохи.

Последнее для режиссера было, пожалуй, главным. Его в меньшей степени, вероятно, интересовала только лишь колоритная этнографическая картинка, но хотелось причудливым образом скрестить времена и нравы, в которых история любви шаха Бахрама и красавицы Дилором органичным образом вплелась бы в вечные мотивы человека и власти, человека у власти. Справедливости ради стоит отметить, что красочные, экспрессивные, пластически-звуковые “национальные сюжеты” смотрелись гораздо более выигрышно, воспринимаясь, впрочем, не только глазом, но и прочими органами зрительских чувств. А вот сюжеты современного оттенка сильно грешили банальностями и прочими “общими местами”.



Вот свита шаха и он сам сбрасывают традиционные восточные халаты и тюбетейки, обряжаясь в пиджачные пары. Вот красавицы-“луны” (количество которых было урезано до четырех, несмотря на название спектакля) надевают смелые платьица с разрезами и декольте, пошитые из тканей с национальным орнаментом, а тюбетейки трансформируются в шляпки с вуалетками. Одна из красоток даже позволяет себе закурить и обратиться к шаху весьма фамильярно: “Бахраша, застегни-ка мне молнию”. А новоявленные секьюрити до отвращения натурально начинают изображать “быков” со всеми гротесковыми штампами их поведения.

Тут, пожалуй, начинаешь скучать, потому что режиссерская мысль и “мораль” ясны с полуслова и полувзгляда, меж тем как долго и назойливо объясняется то, что всем и так уже давно известно и понятно. Художника, впрочем, стоит судить по его законам (а Владимир Панков, без сомнения, художником является), не навязывая ему иные. Но никуда не деться и от того, что ты все равно с нетерпением ждешь, когда же вновь в полный голос зазвучат “восточные мотивы”, здорово удавшиеся и режиссеру, и актерам “Ильхома”. Здесь есть замечательные сцены рождения человека и его ухода в мир иной, чудные напевные монологи и почти экстатические пляски. К сожалению, нынешней цивилизации, в категориях этого спектакля, разумеется, противопоставить им нечего, кроме банальностей и штампов.